— Паспорт национального проекта одобрен, согласован объем финансирования нацпроекта — министр озвучила 1,34 трлн руб. Министр также отметила, что большая часть ассигнований — онкология. На какие направления внутри этого сегмента потребуется больше всего средств?
— Только на исполнение клинических рекомендаций и химиотерапию планируется направить около 70 млрд рублей. В нацпроект также заложено строительство онкоцентров, их нам нужно как минимум еще восемь в разных регионах. Основные деньги пойдут на эти задачи плюс новое дорогостоящее оборудование. Сегодня мы проводим анализ материально-технической базы, которая существует в регионе. Каждый регион представляет свою модель по каждому направлению. Кому-то не хватает онкодиспансера, кому-то нужны радиологический корпус и онкогематологический. Мы анализируем эти проекты, для того чтобы максимально эффективно распределить средства, которые выделены президентом и правительством РФ на создание онкослужбы в стране.
— На Дальнем Востоке есть еще специфика, связанная с расстояниями.
— Так и есть. Мы буквально на днях посещали новый радиологический корпус в онкодиспансере и обсуждали с региональным министерством здравоохранения, что на Дальнем Востоке действительно нужно выписать модель оказания онкологической помощи. Для этого необходимо просчитать, где будут референсные центры, а где центры протонной терапии. А это все зависит от логистики и маршрутизации пациента, от того, как можно долететь, доехать, добраться гражданам до медицинских учреждений. Сегодня мы буквально с линейкой мерим эти расстояния, чтобы протонные центры, межрегиональные центры расположить так, чтобы это было доступно. Потому что иногда от Чукотки легче до Москвы долететь, чем до Хабаровска.
— Если говорить еще о доступности и нагрузке на стационары, ведь есть же такие виды онкологической помощи, которые не требуют длительного нахождения в стационаре, а могут выполняться амбулаторно. Как этот момент учитывается?
— В Приморском крае сделали хороший стационар в онкологическом диспансере, теперь им нужен дневной стационар. В целом ряде случаев пациент может получать лечение при онкологическом заболевании амбулаторно, когда ложиться в круглосуточный стационар у него нет показаний. Нужно учитывать, что в структуре тарифов онкологическая койка очень дорогая, а с учетом того, что 70 млрд руб. будет направлено на обеспечение клинических протоколов и химиотерапии, число пациентов увеличится, вырастет нагрузка на онкодиспансер. Пациент должен лежать в круглосуточном стационаре по медицинским показаниям, а не потому, что ему негде жить. Для Дальнего Востока и некоторых других регионов, где расстояния большие, это действительно проблема, когда пациент приехал на лечение в дневной стационар, а ему негде переночевать. Средства, которые сейчас на это тратит больница, могли бы направляться на улучшение качества диагностики и лечения. Эта проблема может решаться за счет социальных гостиниц, где человек может остановиться за символическую плату. Во всяком случае, должна быть такая возможность, и у нас уже есть примеры в регионах, где социальные гостиницы для таких случаев работают. В Башкирии есть, к примеру, в Москве у Национального медицинского исследовательского центра детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Дмитрия Рогачева. Социальные гостиницы могут быть на балансе региона. Мы ведем переговоры с губернаторами, и они с нами соглашаются.
— В целом, вместе с разработкой моделей, с предложениями от регионов переоснащение онкодиспансеров и больниц в регионах сколько может занять по срокам?
— Первого января мы должны приступить к реализации уже согласованных проектов, поэтому до конца 2018 года мы все доработаем, в том числе и региональный сегмент. Мы будем проверять региональные проекты, пусть субъекты не обижаются, по всем направлениям: по сердечно-сосудистой программе, онкологии, первичной медико-санитарной помощи, там ли поставлен ФАП, где это действительно нужно, необходимо ли заявленное регионом оборудование.
— Про доступность можно говорить в разных аспектах. Бывает так, что человек получает направление в федеральный центр, но при этом он физически не может туда добраться по ряду причин. Либо очень дорогой билет, как в случае с Дальним Востоком, либо как, например, в случае с химиотерапией, человек может быть элементарно ослаблен. Естественно, никакая скорая его не повезет, потому что это не ее случай. Что делать человеку в этой ситуации?
— Это действительно сложный межведомственный вопрос, мы давно его обсуждаем с Минтрудом и региональными властями. С одной стороны, мы сегодня создаем межрегиональные и референсные центры, которые будут приближены к пациентам. Будут четко прописаны показания, при которых человеку необходимо направление в национальный центр, например в Москву или Петербург, туда поедут в действительно сложных случаях. С другой стороны, необходимо более активно развивать информатизацию и телемедицинские консультации.
Уже сейчас есть центры, в которых врачи онлайн могут не только консультировать коллег, но и руководить операциями. Также для труднодоступных территорий и для людей, проживающих в социальных учреждениях стационарного типа, Минздрав России предусмотрел в национальном проекте приобретение 1300 мобильных медицинских комплексов, создание более 350 и замену 1200 аварийных фельдшерско-акушерских пунктов и врачебных амбулаторий.
— В нацпроекте еще отдельно очень большой блок будет связан с детской стационарной помощью. Что в этом направлении планируется сделать?
— У нас выстраивается четко отлаженная система детской медицинской помощи. Сегодня детство и юношество в здравоохранении полностью соответствуют европейскому уровню. Мы собираем данные со всех регионов по материально-технической базе существующих областных, особенно детских, больниц. Исходя из проведенного нами анализа, около тысячи детских больниц нуждаются в капитальном ремонте или замене. Также у нас, к сожалению, есть регионы, и это не один, не два субъекта, в которых вообще нет детских областных больниц. До конца года мы просчитаем, какой регион в каком финансировании и содействии нуждается.
— Есть еще такой нюанс, связанный с тем, что большинство поликлиник строились очень давно и никакого лифта в них нет, но ведь бывают ситуации, когда у человека сломана нога, а ему к кардиологу надо.
— Одно из важных направлений проекта «Создание новой модели медицинской организации», который является продолжением пилотного проекта «Бережливая поликлиника», это создание доступной среды в медицинских организациях. В настоящее время уже около 50 субъектов Российской Федерации подключились к проекту, и внедрение элементов доступной среды осуществляется во многих поликлиниках. Кроме того, ни одна новая поликлиника не вводится в эксплуатацию, если она не соответствует современным требованиям по доступности. Пандусы, лифты, места для колясок — все эти элементы являются обязательными при осуществлении реконструкции поликлиник. К 2020 году во всех детских поликлиниках будут проведены соответствующие преобразования, а к 2024 году — не менее чем в 50% взрослых.
— Недавно от некоммерческих и родительских организаций поступило очередное предложение, касающееся декриминализации деятельности врачей, работающих с обезболивающими препаратами. Очень здорово изменилось законодательство за последние несколько лет, но при этом у региональных врачей все равно остается этот страх, что «я что-то не так сделаю, меня обязательно посадят — уж лучше тогда я не буду с этим связываться».
— Вы абсолютно правы, мне кажется, сейчас нужно работать с менталитетом и восприятием взаимоотношений «врач — пациент». Руководители любого учреждения, отделения, поликлиники должны брать на себя ответственность, разговаривать с врачами и пациентами, защищая их, закрывая их спиной. Росздравнадзор сегодня вносит поправки в Административный кодекс РФ , где четко разграничивается ответственность: департамент ли здравоохранения виноват, если он не дает денег, врач ли, если не назначает препарат, или главный врач — если он не создал условия, не обучил персонал. Но все-таки должна быть презумпция невиновности, и решаться любой вопрос должен сначала на уровне профессионального сообщества, на досудебном разбирательстве. Нужно защитить врача, как это делается во всем мире.
— Если говорить о здоровье, о направлении здоровья людей старше трудоспособного возраста, кто для нас ориентир?
— Конечно, Япония. Но даже при том, что у них мужчины живут 80 лет, а женщины — 89, продолжительность здоровой жизни у них в среднем 75 лет. У нас подписан меморандум о сотрудничестве с Японией именно в области долголетия.
— У нас основной вклад в ожидаемую продолжительность жизни мужчины и женщины вносит, наверное, то, что мужчины больше подвержены факторам риска.
— Мужчины больше подвержены вредным привычкам. Если взять Дальний Восток, здесь от всех умерших мужчин 80% — это трудоспособное население. Смертность эта в основном от внешних причин — алкоголь, ДТП, травмы и так далее.
— Какие тактические и стратегические решения в этой связи могут быть приняты?
— В этой связи мы сегодня говорим о профилактике, о популяционной профилактике, что очень важно. Все наши законы — об ограничении и табакокурения, и чрезмерного потребления алкоголя — в тех регионах, где все нормы соблюдаются, дают очень хорошие результаты по снижению заболеваемости, меньше алкогольных психозов, циррозов и смертность от внешних причин ниже. А вот то, что любой человек во Владивостоке может совершенно беспрепятственно купить алкоголь после 23:00, наоборот, вносит большой вклад в смертность мужчин трудоспособного возраста. С этим нужно бороться. Мы будем решать эту проблему совместно с региональными властями.
Источник:https://www.rosminzdrav.ru